Форум » Литература » Цикл рассказов с udaff.com » Ответить
Цикл рассказов с udaff.com
stiven: Мало кто из вас знает про этот сайт и уж кто заходит туда - мало кто останется, но в то же время именно на этом сайте находятся многие отличные писатели, чьи произведения я и буду публиковать в этой теме. Т.к. произведения приводятся в формате "как есть", возможен мат. Рассказы будут как смешные, так и жизненные. В общем, читаем и делимся мнениями. Рассказ первый: Спорт (автор - Пункт) [more] . Было нам с мишей лет по 12, учились мы, ессно, в школе. И как-то раз, в силу общей хуёвости нашево района, директор приказал фсем ученикам пагаловно записацца в секции по интересам - похуй што, лишь бы с 18 до 20 нуль-нуль на улице никаво ваще не было, а то убъёт сказал. Начали мы с мишей с серйозными ёблами кумекать што лучче - кикбоксинг блять или тайская борьба на хуях - тогда ещё, помню, подбежал к нам месный ботаник, мальчик по имени гома (на самом деле рома, ессно, просто он кагтавил нихуёво) и начал агитировать типа всех в шахматный клуп записывацца, будем, гаварит, в шахматы иггать как каспагов... Ну мы ему ясен хуй сказали што он чмо вапще безмазовое и што мы типа сами разберёмся. Но чё-та не клеилось нихера у нас со спортом, ничево похожево на кикбоксинг и падобную хуйню паблизости не было. Миша забил, а я начал пробивать месные секции на предмет поучаствовать. Зашол на борьбу вольную - там при мне пацану сломали палец-мизинец и я убежал. Зашол на хоккей - там мне сказали скока стоит весь эквипмент и я ахуел. Заходил такжы на фигурное катание (педерасты, блять), бокс (фпезду) и лёгкую атлетику (ничево так, но тоже нахуй) - везде карочи повышенная травматичность. . Ф конце был бассейн. Захожу карочи туда типа пробить чё к чему, вдрук из дверей бассейна в фойе выходит такой бабай блять. Страшная такая толстая дефка, и не потому страшная што мама с папой уроды, а патамушта в бассейне паскальзнулась нах и уебалась своей хлебницей пряма об кафель - фсё ибло красное, ф слязах, слюни пузырями и такая губяка блять с мой кулак суканах - распухло так што закупорило беднай девочке обе носопырки ф пезду, фслецтвие чево ана гундосила ахуенно, типа …аааа бдять, я жы пдосто попдавать хотеда ааааа!… и паскоку из-за такой хуйни сопли утереть вазможнасти у калеки не было нихуя, они акуратна стекали па заплаканным щекам и собирались где-та в районе втарова подбародка. Тут блять я маментально вдуплился што бальшой спорт сделал мне последнее китайское предупреждение, и твёрдо решыл подацца в шахматисты вместе с мальчиком гомой. . Но блять не тутто было суканах. На пути в большие шахматы нарисовался миша блять, с киманой пад мышкой. Карочи, киману эту ему притаранил пряма из дойчлянда роцтвенник-рецыдивист типа штобы миша рос бальшым тупым дзюда-,кара- или, нахудой хуй, ушу-истом (хатели сцуки дзюдо-кара-, а получили поху-…). Ну хули делать, кимана есть - щитай одной ногой мастер спорта йопт. . Отрыл фсё-таки миша у нас в раёне какую-то там секцию какой-то там хуйни восточной… бурёки-хуёки-до или чё-та в этом духе… хуйпрассышь вопщим - назавём условно карате. Миша, ессно, после палучения невъебательскава подарка имел постоянную эрекцию ф ту сторону и начал мне на этот придмет нещадно ебать мозг. Дополнительным стимулом для нево была девачка, скажем, клава (на самом деле её лида звали, но похуй), каторую миша любил до розовых соплей и каторая, ф свою очередь, успела мише проебать череп што мол блять как это так, нах, пацан, и не знает сука как кийя сделать или там в грыз
Ответов - 18
Астральный кекс: stiven пишет: Рассказ первый: Спорт люблю я рассказы с удава, но иногда читать их глазам неудобно. но это того стоит-и посмеяться можно, и о серьезном подумать. над этим рассказом посмеялась: чувак ниасилил. мораль - не вы@#$вайся, а то в ухо с ноги схлопочешь :)
stiven: Астральный кекс , удав это жизнь. Сам был удивлен, когда лет 5 назад попал на сайт, а потом зацепило и вот уже 5 лет мы с ним неразлучны. На самом деле на удаве полно творческих и умных людей, а это радует.
nasy: stiven Супер!!! Мне понравилось!!! Давай ещё!!!!
stiven: Добавлено ещё 2 рассказа. Читаем и отписываемся.
Астральный кекс: stiven пишет: Рассказ второй: Две смерти Клеопатры (Автор - Пункт) до слез! вот честно! 5 баллов stiven пишет: Рассказ третий: Преступление и наказание (Автор - Dellirium) а вот насчет этого.. конец суровый
stiven: Астральный кекс , т.к. другие не отписываются, буду постить рассказы для тебя. Сделал 4 рассказ, читай и наслаждайся.
Астральный кекс: stiven пишет: Рассказ четвертый: Родня (автор - 10метровахуительногопровода) и снова до слез)) спасибо!)
nasy: stiven я тоже с удовольствием рассказы читаю!!! Спасибо!!! Просто они вызывают смешанные чувства, поэтому очень сложно комментировать, из-за чего я и отмалчиваюсь!!! Выкладывай ещё!!!! Мне нравиться!!!
stiven: Надо найти в своей коллекции вообще эпические произведения. Так, ждите завтра продолжения.
stiven: Первый пост продолжать нельзя, ограничение, пишу теперь здесь. Рассказ пятый: Брат (автор - гражданин Фильтрубазаров) Впервые он заступился за меня перед самой школой, когда мне было уже 7 лет. До этого он рассказывал мне, что на Луне живут непослушные дети, которые делают там всё, что хотят и о которых совсем позабыли уже их родители… Ещё он кормил меня кислой вишней и говорил, что это очень полезно. А когда я морщился – он ржал, как конь. Постоянно отнимал у меня апельсины и конфеты из новогодних подарков и говорил, что маленьким это очень вредно. Раздавал щелбаны и пинки, стоя у меня за спиной, а когда я возмущался, то он съезжал с темы и говорил, что это не он, а «вон та толстая тётька…» В общем, мой старший брат издевался надо мной, как хотел. В то, предшествующее школе, лето мы своим ходом ездили к бабушке, на улице Красноармейской, на троллейбусе. Мою группу в детском саду уже расформировали, а на новые знакомства я шёл весьма неохотно в ту пору. Поэтому в детский сад меня решили не водить, а отправлять со старшим братом к бабке, которая жила в своём доме, в районе города, который весь был и занят частной застройкой. У детей с соседних домов был какой-то свой менталитет, понять который в то время мне было сложно. Чем-то они походили на героев многих рассказов «о лете в деревне» разных авторов (например, С. С. Горбункова), которые здесь вывешивались. Не могу сказать, что они были какие-то все недалёкие, но мировосприятие у них было совершенно иное нежели, чем у меня. К тому же нужно добавить, что все они были татарами, которых достаточно много проживает до сих пор в этом, когда-то для меня родном, провинциальном городке. Их разговор, с заметным татарским акцентом, я понимал с трудом, а когда они, иногда, между собой, забыв обо мне, переходили на свой родной язык, то я просто недоумевал. Мы с соседскими мальчишками строили в куче песка, на улице, каждый для себя по целому комплексу каких-то сооружений. Почему-то у меня они получались лучше всех и за это они решили мне однажды отомстить, разбомбив их кусками асфальта и щебнем, договорившись предварительно между собой по-татарски. Один из кирпичей, расколотил, подаренный отцом, игрушечный грузовик, а другой попал мне по ноге… На мои вопли с каменным лицом вышел из калитки старший брат и, увидев, как я пытаюсь защитить свои постройки, не сказав ни единого слова, раздал пиздюлей всему этому смеющемуся сообществу с редкостной методичностью, разбивая ебальники исключительно в порядке общей очереди. Когда я увидел, как они падают, словно кегли в боулинге, под его ударами; как капает крупными рубиновыми каплями с их носов кровь, то мне почему-то их стало жалко и я снова громко заорал, чтобы он перестал, потому что им больно. - А ты вспомни, как было больно тебе, - гавкнул на меня он. И продолжил уже в их сторону: - Я любого из вас порву за него, - и показал на меня, - Всем понятно? Все активно закивали головами, утирая кровавые сопли. Через 4 года, вернувшись уже от другой бабушки, тоже летом, я узнал, что от нас ушёл отец. В принципе, к этому всё давно шло, но в наивных детских мозгах это не могло уложиться. Я проплакал целый день, лёжа на своей кровати. Заданная на лето, «Повесть о настоящем человеке» совершенно не лезла в голову, но я упорно пялился в неё. Зашёл брат и впервые начал меня успокаивать. - Ты не сможешь меня так же, как папа, любить, - сказал я. - Я тебя буду любить ещё больше. Обещаю, - сказал он, глядя мне в глаза. Он меня не обманул. Ещё через семь лет, когда я уже заканчивал школу и параллельно работал на самой распиздяйской дискотеке в нашем городке я спьяну подрался совершенно в другом районе. К тому времени у меня был уже первый юношеский по боксу и, надо сказать, что в той драке мы с другом одержали победу вдвоём против четверых. Единственное, что портило настроение – начали-то бесчинствовать именно мы. Вскоре за это пришлось ответить. Когда в городе живёт сто тысяч человек вполне легко отыскать нужного, но тогда я не думал об этом… Возмездие пришло через две или три недели. Немезида в лице 5-7 человек ввалилась прямо на дискотеку, где я работал и перед всеми сотрудниками и посетителями меня отмудохали черенками от лопаты, как ссаного кота. Предварительно, мне, конечно, представили двоих парней, которым я сломал нос и челюсть. Предварительно, от страха подобралась мошонка. Предварительно с меня попросили за сломанный нос 50 рублей, а за челюсть – 100 (деньги-то по тем временам немалые). Деньги давать я отказался и с бОрзым видом попробовал наехать на них в ответ, но договорить мне не дал оглушительный удар в челюсть. Кто-то из сотрудников – пацанов немного постарше – пробовали вмешаться, но тоже пострадали. Они сказали, что за деньгами придут через неделю. Два сломанных ребра мешали вздыхать, вставать, ложиться, да и на унитазе напрягаться было больно и несколько раз пил слабительное, которое говорило о себе, порой, в самое неподходящее время. Через неделю за деньгами никто не пришёл. Брат, когда узнал обо всём, пропал из дома на три дня. А когда пришёл небритый, в замызганном «строгом» Адидасе, от него воняло шашлыком и перегаром. Он нашёл тех людей и решил всё за меня. Только сейчас я понимаю, как идиотски себя повёл в тот раз, когда вместо слов благодарности обвинял его во вмешательстве в свои дела. - Ты представить не можешь, насколько гнилые были твои дела, - это всё, что он сказал мне в ответ, лёжа лицом к стене в нашей комнате. В середине октября 1992 года, когда я приехал впервые в отпуск к заболевшей матери, брат часто пропадал и жил уже где-то. Где – я не знал. Про него рассказывали много всякой гадости соседи, родственники и просто знакомые. Домой он приходил крайне редко, всегда на разных автомобилях, в дорогом заграничном шмотье. Каким-то он стал другим тогда, совсем далёким и чужим, как мне показалось. Домой он вечно тащил много еды, денег, радиотехники и прочего хлама, который в те мутные времена только начинал входить в нашу жизнь. Всё мне стало понятно, когда увидел у него пистолет. Это был какой-то обыкновенный древний револьвер. Всё выстроилось в стройный логический ряд: дорогая одежда, иномарки, заграничная выпивка и еда, деньги ПАКЕТАМИ (!) – такого я в жизни ещё не видел, как и новые десятитысячные купюры светло-голубого цвета, которые и разменять-то было почти проблемой. Да, и ещё меня поразила большая стопка ваучеров у него в столе… Потом разговор с ним. Тяжёлый и трудный. За бутылкой вонючего польского пойла, которое называлось «Спирт королевский» (интересно, хоть один король пил это?). Конечно, мы едва не передрались. Противоречия труда и капитала обострились до предела. Я говорил, что проливал кровь за Родину, а он предлагал забить хуй на эту самую Родину и жить нам друг для друга. Больная мать, услышав нашу пьяную брань на кухне, встала и, качаясь, разогнала нас по разным комнатам… На утро жутко болела голова. Мать вечером того дня умерла, помирив нас через трое суток на своей могиле. А до похорон я был в каком-то коконе, не ночевал дома и жутко злился на брата за то, что практически один ухаживал все эти две недели за матерью. Восьмого мая 1994 года, когда мы отмечали мой день рождения на одной волжской турбазе, он мне рассказал, что тогда, в 1988 году, уладил мои «гнилые дела» лишь силой своего авторитета, который к тому времени уже чего-то стоил и тысячи рублей. Пострадавшие были настроены довольно решительно. Не верить ему у меня не было оснований. - И зачем тебе это было нужно? – спросил я. - Не мог быть безразличным к тебе. Я же обещал тебе любить тебя больше, чем отец. Он редко разговаривал со мной, глядя в глаза, и редко допускал сантименты. «Нельзя показывать людям своих слабостей, а то они смогут ими воспользоваться, и воткнут в больное место нож…» - так часто говорил он мне и я с ним полностью согласен. Мне по-прежнему были неинтересны его знакомые – скорее они настораживали. Эти пацаны отличались каким-то нигилизмом и безразличием ко всему, что их не касалось. «Вот это – мой брат-герой» - так он представлял меня им, чем немало смущал, а на встречу я видел почти пустые глаза. На третий день пьянки один из них, тыкнув жирным пальцем в одну из медалей, спросил: «А это чо за значок?..» Меня прорвало, заехал в рыло. Праздник был безнадёжно испорчен. Братва разъехалась, девки сбежали, а наш разговор с братом снова обострился до ненужности – возобладал юношеский максимализм. Он меня называл «ментовской рожей», а я его – мокрожопым фраером. Снова хотели подраться, снова нас разняли. На этот раз это была охрана турбазы. После ранения, в январе 1996 года, я приехал к брату в отпуск, уже со своей женой. Он уже жил в Питере и имел где-то на Большом Проспекте совместный бизнес с какими-то тамбовскими ребятами. У него была приличная квартира на перекрёстке Гражданки и Просвещения, в одном из домов-кораблей. К тому времени я скопил кое-какие деньги и смог купить нам жильё на Малой Подьяческой. Хоть это была и небольшая комната, но вполне по-божески отделана. Да и центр всё-таки мне импонировал больше других районов. Определились с покупкой мы довольно быстро – город нас просто заворожил своей степенной красотой и атмосферой. С братом я не виделся до этого почти год. Он очень изменился и стал похож больше на нового русского. Появилось пузо. Одевался он не как все – ему шил какой-то портной, ездил он не как все – «Мерседес» его не устраивал – у него были «Кадиллаки» или «Ягуары». Рассказывали, что летом 1995 года ему на заказ, морем, привезли какой-то «Кадиллак» оригинальный, который он всё равно разбил на углу Гороховой и Большой Морской. Идиотизм ситуации заключался в том, что «Кадиллак» был без крыши. - Ну, нахуя тебе, Лёша, нужен был автомобиль без крыши в городе, где по статистике 200 дней в году идёт дождь? – недоумевал я. А потом как-то, между делом, я рассказал о том, что именно летом 1995 года в Ханкалу прилетал Шевчук и выступал с концертом… «ДДТ» я и до этого любил, но не думал, что музыканты настолько обыкновенные люди. - О, бля! Так я его знаю. Хош ещё раз его увидеть и, может, выпить? – предложил мне брат. Я не поверил и назвал его трепачём. Он надулся обиженно и сказал, что ещё ни разу меня не обманул. Тут он был прав. Он не обманул меня ни до того, ни после… После… После, немного после, - в конце апреля 1996 года, - он примчался на огромном джипе в Моздок, по телеграмме жены, которая меня обездвиженного нашла в госпитале, после серьёзного ранения. В Моздоке он продал свой «Лексус» какому-то зверьку, а на полученные деньги заказал самолёт в Питер, чтобы перевезти меня. Брат и моя жена учили меня ходить от Львиного моста, по набережной канала Грибоедова до Садовой, а на них орал благим матом от сознания собственной беспомощности. Они привили мне вкус к жизни снова и жизнь вокруг стала и в правду ярче… К концу года пропал нервный тик от контузия, ещё через год я перестал заикаться окончательно. Чувство того, что я должен брату огромные деньги сжирало меня изнутри. Я был зол на себя за это и не находил возможности вернуть ему хоть что-то, т.к. работать ещё не мог. Когда я заводил такие разговоры то злил и его. Мы ругались, я его откровенно провоцировал на драку, а он хлопал дверью и уезжал от меня – ударить меня в том состоянии было всё равно, что просто убить. Наконец, мы разругались вдрызг. Почему люди такие эгоисты и видят вокруг себя только свои проблемы? Из-за постоянных проблем со здоровьем у жены (климат ей нужно было менять, от большой влажности она постоянно простывала) пришлось уехать на Родину, в наш городишко, где когда-то на дискотеке я работал. Нарисовалось несколько старых знакомых, которые успешно промышляли относительно легальным заработком от перегона автомобилей. К ним я и присоединился. На деньги от аренды питерской квартиры можно было спокойно жить, но мне хотелось не только доказать самому себе, что я ещё на что-то годен, но и вернуть брату хоть какие-то деньги. Когда страну задефолтило, в начале августа 1998 года, я был в конкретном подъёме от продажи годовалого «Гранд-Чирика» в Москве, который я пригнал из Аахена. Брат к тому времени купил у какого-то работяги недостроенную коробку в Подмосковье, в районе Снегирей, в приличном садоводческом товариществе. Поначалу были какие-то сложности, как он рассказывал, с председателем садоводства, - кому нужен кусочек мафии под боком? – но потом некоторые аргументы взяли своё и председатель сдался, подписав какие-то бумаги. Именно в то время он почему-то отсиживался в том, уже достроенном доме. Я знал, что у него какие-то проблемы по всем фронтам: с органами, с контрагентами, с личной жизнью. Короче, прессинг по всему полю. Именно поэтому я тогда со всех ног помчался из Люберец в Снегири, через всю Москву. Сейчас-то я понимаю, что хоть бы и не был ему должен – всё равно бы кинулся к нему на помощь. У сторожки, которая на въезде на территорию садоводства, стояла милицейская машина. У меня возникло нехорошее предчувствие. Проехав к дому, я увидел снесённую с петель входную дверь и разбитые окна на первом этаже. Возле камина разбитая столешница стеклянного стола с посудой, что на ней стояла, кровь во многих местах. В висках бешено застучало и я побежал к сторожке: там был телефон и милиция, которая сказала, что моего брата по подозрению в каком-то криминале «принял» Красногорский РУБОП. Через шесть дней его привезли на дачу исхудавшего и небритого, с синяками от наручников на запястьях. - Ну, что, отрыгиваются халявные-то бабки? – съехидничал я. До сих пор себе этого не прощу. В тот раз я отдал ему 10000, которые после дефолта были целым состоянием, которые, видимо, были для него очень кстати, потому что он сел, отвернувшись в сторону и расплакался. …А потом мы снова ругались и хватали друг друга за грудки. Когда, в апреле 2000 года, на крыльце нашей дачи, где я жил, появился его приятель из Твери по кличке Штакет, я сразу почувствовал неладное. Брат всегда знал, что к его делам, а уж тем более – друзьям, у меня отношение сугубо негативное. Поэтому старательно оберегал меня от контактов с ними. Я сразу понял, что Штакет просто так не приедет. Его подстрелили на пороге нашей квартире, на Светлановском проспекте. За полгода до этого он настоял, чтобы мы с ним съехались. Мне было, в принципе, по барабану, так как я всё равно не жил в Питере из-за жены… «А то мало ли что со мной, жильё всегда будет твоим» - сказал он мне тогда. Я его послал подальше на это, но на его вариант согласился. Мои дела шли тогда вполне неплохо (торговля автозапчастями в Южном Порту, которой я тогда занимался приносила приемлемый доход) и я участвовал в этом деньгами наравне с братом. Мы вдвоём с этим брутальным типом помчались в Питер, на «Брабусе» брата, который стоял в гараже, под домом. «Только бы менты на дороге никак бы нас не задержали» - подумал я перед отъездом и одел свой пиджак с планками, а по карманам распихал наградные удостоверения. Он, говорил Штакет, жив, но плох. Насколько плох? Что случилось? – он ничего не говорил. Да и вряд ли мне было бы от этого легче. Шесть с половиной часов бешеной езды и я сам всё узнал. Брюшное ранение, разрыв селезёнки и поздняя доставка в больницу – всё это лишь ещё хуже сказалось на его состоянии. Через четыре дня он умер. Все похоронные мероприятия прошли вполне гладко. Только лишь очередная его подружка пыталась испортить всё своими претензиями на квартиру. Смущаясь, Штакет попросил «для пацанов» отдать «Брабус». Мне, на самом деле, был ни к чему G-500. Да и похороны стоили недёшево… - Сделайте так, чтобы я эту мартышку с её претензиями на жилплощадь больше не видел и забирайте джип, - сказал я. Больше я этих проблем не знал. Потом были поминки в каком-то кабаке с интерьером подводной лодки, на Васильевском. Поминки переросли в трёхдневный запой. Потом открытие, как молния в голове: со многими из этих людей, которых я раньше презирал и недолюбливал, я бы пошёл в разведку с большей радостью, чем с некоторыми из тех, с кем когда-то ходил… Какая всё-таки жизнь сложная штука. В любом её проявлении есть полутона, не всё так однозначно и просто, не везде только чёрное или белое. Почему понимание чего-то важного приходит к нам ценой крови и/или слёз, ценой потери этого важного?.. После небольших неприятностей на неделе, сегодня мне приснился брат, который, как и почти двадцать пять лет тому назад, говорит «Я за тебя любого порву!..» И вспомнилось мне всё это, что тут написал почти в одну минуту. Там, где он сейчас, он по-прежнему любит меня больше, чем отец, я это чувствую… гражданин Фильтрубазаров – теперь уже более терпимый к людям.
Астральный кекс: stiven пишет: Рассказ пятый: Брат (автор - гражданин Фильтрубазаров) ... жаль, что я прочитала это перед сном. мозг теперь в загрузе.. stiven пишет: Первый пост продолжать нельзя, ограничение, пишу теперь здесь. на мой взгляд удобней не продолжать один и тот же пост, не заполнять его, а с каждым новым рассказом писать новый пост.
stiven: Астральный кекс , я обещал эпическое произведение, вот и выбрал именно этот рассказ. Учтем, а сейчас ещё немного: Рассказ шестой: Поколению 1970-1976 годов рождения… (автор - Амиго) Мы провели детство, и пошли в школу на закате славной эпохи Леонида Ильича Брежнева. В эпоху, где джинсы Levi's и видеомагнитофон практически приравнивались к цене человеческой жизни, а в отдельных союзных республиках намного превышали ее. Нашим героями были югослав Гойко Митич, лихо игравший индейцев и прочих правильных пацанов, и хохол Олег Блохин, захуяривший ниибацца скоко голов в чемпионате СССР. Мы играли в войну и собирали вкладыши от жвачек, за которые могли убить однокласников. Мы пиздили в универсамах пепси колу, а если завозили кока колу то про это месяц говорила вся школа: Типа я коки спиздил 10 бутылок, до сих пор одна осталась… Нас принимали в октябрята в мавзолее или в райисполкоме и заставляли учить наизусть жизнь деда Вовы Ленина, а мы в отместку пели про то, что "когда был Ленин маленький с кудрявой головой, он то же бегал в валенках и хуй дрочил ногой..". Годы весело уебывали от нас. Генсеки дохли как мухи, а из уроков политинформации мы узнали что против СССР и СЭВ запад готовит заговор и нам ниибацца как тяжело,но если что,то мы их всех в рот выебем, потому как наш бронепоезд стоит как говорится…Нам ебали мозги про всякие Фронты Освобождения имени Фарабундо Марти , которые геройски ебашут контрас…Мы собирали мукулатуру и лаве для детей Анголы (интересно кто его в итоге спиздошил??).Нас приняли в пионеры. Появились фото KISS "без масок" за 20 копеек и игральные порнокарты по рублю за полколоды(Почему не за полную понятно- дрочить итак хватит).Родители на кухнях пиздели про дифицит и грядущие перемены.. Пришел Горби, а с ним и долгожданные перемены. Кооперативы. Катя Лычева съеблась в США, Саманта Смит разбилась на самолете(Ясен хуй из за ЦРУ).Страна стала ускоряться и перестраиваться. Мы стали оттопыриваться на дискотеке МАИ и поняли вкус травы. В связи со смягчением статьи 188 по валюте многие из нас стали наживать по фарце на Арбате. Типа того:" Ливайс мало битый,родной, нужен?Ну да,ясен хуй!!! Гони 120 деревом….(Рыжий позвони армянам, у них самопал остался??). Мы напивались русским роком, вылезшим из котельных, и проповедовавшим отказ от любых ценностей кроме водки,секса и рок н рола(Интересно как у них теперь с ценностями? Или Макар на Лексусе это так, хуйня какая то?). Началась эпоха люберов и прочих гопников, которые слушали Цоя и хуярили нас велоцепями. Их мы то же пережили. Горби вывел войска из Афгана… Наступали 90-е. Немцы выиграли чемпионат мира по футболу. Потом путч. Потом Мишу послали нахуй. Надвигался пиздец. Мы поступили в институты и стали торчать от жизни на степуху. Нас оглушило кино: Гребень и Цой в "АССЕ","Игла", Негода показала всему союзу сиски и пезду в "Маленькой вере","Меня зовут арлекино"… Нам стали внушать, что Павлик Морозов был сцука, а Союз был хуевый.Из нас старательно выбивали прежние идеалы. Мы особо не противились этому.. Но скоро стало совсем хуево. Пропали продукты, бухло и курево. Наши стали просерать в хоккей. Потом все появилось, но уже по ценам ниибацца. Мы насрали на все и стали ускорятся в танце: Джамп, Ред Зон,Гагарин Парти, потом ЛСДэнс и Эрмитаж.. Мы проклубили по всей мазе: Стрельнулся Кобейн,Гехан чуть не сторчался. А мы просто зажигали… Закончив институты мы почесав репы решив, что пора наживать. Более старшие подонки будучи в прошлом комсоргами и парторгами уже прислонились к нихуевым лаве.Они нажили стока, что если бы они сели на свое бабло,то их ноги бы до земли не достали. Мы спросили : А типа нам бы вот так… - Отойдите нахуй от военного эшелона- был ответ. Мы отошли и стали пиздить то, что осталось. Наши однокурсницы и однокласницы пытались выйти замуж за богатых подонков. Но те или уже были женаты на своих комсомолках или были отхвачены более молодыми сцуками. Подрастающее поколение девок было смелей,красивей, а главное моложе. Наши сверсницы еще не успели снять трусы, а молодежь уже села на компрессоры…Маза ушла, и они вышли замуж за нас. Мы оказались между. Не старые и не молодые. Не бедные,но и не богатые. Мы не успели отряхнуть пыль Союза и не успели впитать ебаный ветер перемен. Мы не хуя не патриотичны, но если любая америкосная сцука скажет, что это они выиграли ВОЙНУ мы набъем им ебало. Мы аполитичны, так как знаем цену лозунгам партии. Мы ненавидим свою страну и плачем от ностальгии в Париже. Мы еще успели прочитать Бунина. Мы не знаем слов "политкоректность" и "терпимость", потому как мы ненавидим пидаров и негров. Мы выросли с особой системой ценностей и координат. Не стали патриотами, но и не стали космополитами. Мы возненавидели СОВОК. Только почему то на Новый Год поем "СОЮЗ НЕРУШИМЫЙ". Мы пережили два кризиса и сотни попадосов. Мы сами не раз кидали. В итоге мы безошибочно стали определять СВОИХ. В кафе, в пробках, в интернете, в толпе. Не помню кто сказал, но мы реально "ОСКОЛКИ РАЗБИТОГО ВДРЕБЕЗГИ". Поколение циничных романтиков- индивидуалистов. Мы - как лисенок, выросший в зоопарке и охуевший от внезапно нахлынувшей свободы, когда его выпустили на природу. Он не знал что делать с этой свободой и вернулся в зоопарк. В итоге лисенок загрыз своего хозяина и ушел в лес. Рассказ седьмой: Взрослые игрушки (автор - Старая пелотка) Когда коту делать нехуй – он себе яйцы лижет. (с) Народная мудрость. - Слушай, у меня есть беспесды ахуенная идея! – муж пнул меня куда-то под жопу коленкой, и похотливо добавил: - Тебе понравицца, детка. Детка. Блять, тому, кто сказал, что бабам нравицца эта пиндосская привычка называть нас детками – надо гвоздь в голову вбить. Вы где этому научились, Антониобандеросы сраные? Лично я за детку могу и ёбнуть. В гычу. За попытку сунуть язык в моё ухо, и сделать им «бе-бе-бе, я так тибя хачю» – тоже. И, сколько не говори, что это отвратительно и нихуя ни разу не иратично – реакции никакой. - Сто раз говорила: не называй меня деткой! – я нахмурила брови, и скрипнула зубами. – И идея мне твоя похуй. Я спать хочу. - Дура ты. – Обиделся муж. У нас сегодня вторая годовщина свадьбы. Я хочу разнообразия и куртуазности. Сегодня. Ночью. Прям щас. И у меня есть идея, что немаловажно. Вторая годовщина свадьбы – это, конечно, пиздец какой праздник. Без куртуазности и идей ну никак нельзя. - Сам мудак. В жопу всё равно не дам. Ни сегодня ночью. Ни прям щас. Ни завтра. Хуёвая идея, если что. Муж оскорбился: - В жопу?! Нужна мне твоя срака сто лет! Я ж тебе про разнообразие говорю. Давай поиграем? Ахуеть. Геймер, бля. Поиграем. В два часа ночи. - В дочки-матери? В доктора? В прятки? В «морской бой»? Со мной сложно жыть. И ебацца. Потому в оконцовке муж от меня и съёбся. Я ж слОва в простоте не скажу. Я ж всё с подъебоном… - В рифмы, бля! – не выдержал муж. Пакля! - Хуякля. – На автомате отвечаю, и понимаю, что извиницца б надо… Годовщина свадьбы веть. Вторая. Это вам не в тапки срать. – Ну, давай поиграем, хуле там. Во что? Муж расслабился. До пиздюлей сегодня разговор не дошёл. Уже хорошо. - Хочу выебать школьницу! Выпалил, и заткнулся. Я подумала, что щас – самое время для того, чтоб многозначительно бзднуть, но не смогла как не пыталась. Повисла благостная пауза. - Еби, чотам… Я тебе потом в КПЗ буду сухарики и копчёные окорочка через адвоката передавать. Как порядочная. Супруг в темноте поперхнулся: - Ты ёбнулась? Я говорю, что хочу как будто бы выебать школьницу! А ей будеш ты. Да гавно вопрос! Чо нам, кабанам? Нам што свиней резать, што ебацца – лиш бы кровища…В школьницу поиграть слабо во вторую годовщину супружества штоле? Как нехуй делать! - Ладно, уговорил. Чо делать-то надо? Самой уж интересно шопесдец. Кстати, игра в школьницу – это ещё хуйня, я чесно говорю. У меня подруга есть, Маринка, так её муж долго на жопоеблю разводил, но развёл только на то, чтоб выебать её в анал сосиской. Ну, вот такая весёлая семья. Кагбутта вы прям никогда с сосиской не еблись… Пообещал он ей за это сто баксоф на тряпку какую-то, харкнул на сосиску, и давай ею фрикции разнообразные в Маринкиной жопе производить. И увлёкся. В общем, Маринка уже перецца от этого начала, глаза закатила, пятнами пошла, клитор налимонивает, и вдуг её муж говорит: «Упс!». Дефка оборачивается, а муш сидит, ржот как лось бамбейский, и сосисную жопку ей показывает. Марина дрочить перестала, и тихо спрашывает: «А где остальное?», а муш (кстати, ево фамилие – Петросян. Нихуя не вру) уссываецца, сукабля: «Где-где… В жопе!» И Марина потом полночи на толкане сидела, сосиску из себя выдавливала. Потом, кстати, пара развелась. И сто баксоф не помогли. А тут фсего делов-то: в школьницу поиграть! Ну, значит, Вова начал руководить: - Типа так. Я это вижу вот как: ты, такая школьница, в коричневом платьице, в фартучке, с бантиком на башке, приходиш ко мне домой пересдавать математику. А я тебя ебу. Как идея? - Да пиздец просто. У меня как рас тут дохуя школьных платьев висит в гардеробе. На любой вкус. А уж фартуков как у дурака фантиков. И бант, разумееца, есть. Парадно-выгребной. Идея, если ты не понял, какая-то хуёвая. Низачот, Вольдемар. - Не ссы. Мамин халат спиздить можешь? Он у неё как раз говнянского цвета, в темноте за школьное платье прокатит. Фартук на кухне возьмём. Похуй, что на нём помидоры нарисованы. Главное – он белый. Бант похуй, и без банта сойдёт. И ещё дудка нужна. Какая, бля, дудка????????? Дудка ему нахуя????? - Халат спизжу, нехуй делать. Фартук возьму. А дудка зачем? - Дура. – В очередной раз унизил мой интеллект супруг. – в дудке вся сила. Это будет как бы горн. Пионерский. Сечёш? Это фетиш такой. И фаллический как бы символ. Секу, конечно. Мог бы и не объяснять. В дудке – сила. Это ж все знают. В темноте крадусь на кухню, снимаю с крючка фартук, как крыса Шушера тихо вползаю в спальню к родителям, и тырю мамин халат говняного цвета. Чтоб быть школьницей. Чтоб муж был щастлив. Чтоб пересдать ему математику. А разве ваша вторая годовщина свадьбы проходила как-то по-другому? Ну и мудаки. В тёмной прихожей, натыкаясь сракой то на холодильник, то на вешалку, переодеваюсь в мамин халат, надеваю сверху фартук с помидорами, сую за щеку дудку, спизженную, стыдно сказать, у годовалого сына, и стучу в дверь нашей с мужем спальни: - Тук-тук. Василиваныч, можно к вам? - Это ты, Машенька? – отвечает из-за двери Вова-извращенец, - Входи, детка. Я выплёвываю дудку, открываю дверь, и зловещим шёпотом ору: - Сто первый раз говорю: не называй меня деткой, удмурт!!! Заново давай!!! - Сорри… - доносицца из темноты, - давай сначала. Сую в рот пионерский горн, и снова стучусь: - Тук-тук. Василиваныч, к Вам можно? - Кто там? Это ты, Машенька Петрова? Математику пришла пересдавать? Заходи. Вхожу. Тихонько насвистываю на дуде «Кукарачю». Маршырую по-пианерски. И ахуеваю. В комнате горит ночник. За письменным столом сидит муж. Без трусов но в шляпе. Вернее, в бейсболке, в галстуке и в солнечных очках. И что-то увлеченно пишет. Оборачивается, видит меня, и улыбаецца: - Ну, что ж ты встала-то? Заходи, присаживайся. Можешь подудеть в дудку. - Васильиваныч, а чой та вы голый сидите? – спрашиваю я, и, как положено школьнице, стыдливо отвожу глаза, и беспалева дрочу дудку. - А это, Машенька, я трусы постирал. Жду, когда высохнут. Ты не стесняйся. Можешь тоже раздецца. Я и твои трусики постираю. Вот пиздит, сволочь… Трусы он мне постирает, ога. Он и носки свои сроду никогда не стирал. Сука. - Не… - блею афцой, - Я и так без трусиков… Я ж математику пришла пересдавать всё-таки. Задираю мамин халат, и паказываю мужу песду. В подтверждение, значит. Быстро так показала, и обратно в халат спрятала. За солнечными очками не видно выражения глаз Вовы, зато выражение хуя более чем заметно. Педофил, бля… - Замечательно! – шепчет Вова, - Математика – это наше фсё. Сколько будет трижды три? - Девять. – Отвечаю, и дрочу дудку. - Маша! – Шёпотом кричит муж, и развязывает галстук. – ты гений! Это же твёрдая пятёрка беспесды! Теперь второй вопрос: ты хочешь потрогать мою писю, Маша? - Очень! – с жаром отвечает Маша, и хватает Василиваныча за хуй, - Пися – это вот это, да? - Да! Да! Да, бля! – орёт Вова, и обильно потеет. – Это пися! Такая вот, как ты видишь, писюкастая такая пися! Она тебе нравицца, Маша Петрова? - До охуения. - отвечаю я, и понимаю, что меня разбирает дикий ржач. Но держусь. - Тогда гладь её, Маша Петрова! То есть нахуй! Я ж так кончу. Снимай трусы, дура! - Я без трусов, Василиваныч, - напоминаю я извру, - могу платье снять. Школьное. Муж срывает с себя галстук, бейсболку и очки, и командует: - Дай померить фартучек, Машабля! Нет проблем. Это ж вторая годовщина нашей свадьбы, я ещё помню. Ну, скажите мне – кто из вас не ебался в тёщином фартуке во вторую годовщину свадьбы – и я скажу кто вы. - Пожалуйста, Василиваныч, меряйте. – снимаю фартук, и отдаю Вове. Тот трясущимися руками напяливает его на себя, снова надевает очки, отставляет ногу в сторону, и пафосно вопрошает: - Ты девственна, Мария? Не касалась ли твоего девичьего тела мушская волосатая ручища? Не трогала ли ты чужые писи за батончег Гематогена, как путана? Хрюкаю. Давлюсь. Отвечаю: - Конечно, девственна, учитель математики Василиваныч. Я ж ещё совсем маленькая. Мне семь лет завтра будет. Муж снимает очки, и смотрит на меня: - Бля, ты специально, да? Какие семь лет? Ты ж в десятом классе, дура! Тьфу, теперь хуй упал. И всё из-за тебя. Я задираю фартук с помидорами, смотрю как на глазах скукоживаецца Вовино барахло, и огрызаюсь: - А хуле ты меня сам сбил с толку? «Скока буит трижды три?» Какой, бля, десятый класс?! Вова плюхаецца на стул, и злобно шепчет: - А мне что, надо было тебя просить про интегралы рассказать?! Ты знаешь чо это такое? - А нахуя они мне?! – тоже ору шёпотом, - мне они даже в институте нахуй не нужны! Ты ваще что собираешься делать? Меня ебать куртуазно, или алгебру преподавать в три часа ночи?! - Я уже даже дрочить не собираюсь. Дура! - Сам такой! Я сдираю мамашин халат, и лезу под одеяло. - Блять, с тобой даже поебацца нормально нельзя! – не успокаиваецца муж. - Это нормально? – вопрошаю я из-под одеяла, и показываю ему фак, - Заставлять меня дудеть в дудку, и наряжацца в хуйню разную? «Ты девственна, Мария? Ты хочеш потрогать маю писю?» Сам её трогай, хуедрыга! И спасибо, что тебе не приспичило выебать козлика! - Пожалуйста! - Ну и фсё! - Ну и фсё! Знатно поебались. Как и положено в годовщину-то. Свадьбы. Куртуазно и разнообразно. В соседней комнате раздаёцца деццкий плач. Я реагирую первой: - Чо стоишь столбом? Принеси ребёнку водички! Вова, как был – в фартуке на голую жопу, с дудкой в руках и в солнечных очках, пулей вылетает в коридор. … Сейчас сложно сказать, что подняло в тот недобрый час мою маму с постели… Может быть, плач внука, может, жажда или желание сходить поссать… Но, поверьте мне на слово, мама была абсолютно не готова к тому, что в темноте прихожей на неё налетит голый зять в кухонном фартуке, в солнечных очках и с дудкой в руке, уронит её на пол, и огуляет хуем по лбу… - Славик! Славик! – истошно вопила моя поруганная маман, призывая папу на подмогу, - Помогите! Насилуют! - Да кому ты нужна, ветош? – раздался в прихожей голос моего отца. Голоса Вовы я почему-то не слышала. И мне стало страшно. - Кто тут? Уберите член, мерзавец! Извращенец! Геятина мерская! Мама жгла, беспесды. - Отпустите мой хуй, мамаша… - наконец раздался голос Вовы, и в щель под закрытой дверью спальни пробилась полоска света. Вове наступил пиздец. Мама визжала, и стыдила зятя за непристойное поведение, папа дико ржал, а Вова требовал отпустить его член. Да вот хуй там было, ага. Если моей маме выпадает щастье дорвацца до чьего-то там хуя – это очень серьёзно. Вову я жалела всем сердцем, но помочь ему ничем не могла. Ещё мне не хватало получить от мамы песдюлей за сворованный халат, и извращённую половую жызнь. Так что мужа я постыдно бросила на произвол, зная точно, ЧЕМ он рискует. Естественно, такого малодушия и опёздальства Вова мне не простил, и за два месяца до третьей годовщины нашей свадьбы мы благополучно развелись. Но вторую годовщину я не забуду никогда. Я б и рада забыть, честное слово. Но мама… Моя мама… Каждый раз, когда я звоню ей, чтобы справицца о её здоровье, мама долго кашляет, стараясь вызвать сочувствие, и нагнетая обстановку, а в оконцовке всегда говорит: - Сегодня, как ни странно, меня не били членом по щекам, и не тыкали в глаза дудкой. Стало быть, жива. Я краснею, и вешаю трубку. И машинально перевожу взгляд на стенку. Где на пластмассовом крючке висит белый кухонный фартук. С помидорами. Я ж пиздец какая сентиментальная… Рассказ восьмой: Про колбасного сварщега дядю Витю (автор - Бушш Средний) В те времена, когда самым тонким мобильнегом в мире щитался двухкилограммовый параллелепипед от "Моторолы" с нежным именем Дина (которым можно было нинапрягаясь покалечить нибальшое стадо гопнегов, кепок так в пятнадцать), довелось мне пару месяцев поработать на одном колбасном заводике. Заводик не заморачиваясь раскинул все свои три с половиной цеха практически напротив Мечниковского морга на Пискаревке, и изнутри отличался от него разве что отсутствием бирок на копытах местных питомцев, да и складывали их там поаккуратней. А так то же самое - горы трупов, целая Аль-Каеда ахуевших крыс и перманентно шаройобящиеся по темным коридорам небритые амбалы с охуенски здоровыми тесаками и фашыстсково вида крючьями в руках. Учитывая, што основную одежду амбалов составляли шерсть на груди, белые хитоны с кровавым подбоем и брезентовые фартуки времен Святой Инквизиции, встреча с ними в пределах одного здания по-любому означала для неподготовленного человека мгновенную смерть от обезвоживания вследствие аццково поноса. Тем более что каждая первая особь была окутана облаком такого концентрированного перегара, что лампочки над ними начинали искрить и потрескивать, а сдуру залетевшие в одно с ними помещение мухи тупо откидывали свои маленькие ласты вместе с обуглившимися крыльями прямо в чаны с фаршем. Я туда по идее вроде каг новые печи с бригадой устанавливать приехал, но первые два дня только и делал, что тупо сосиски со стеллажей пачками точил, периодически от этих самых аццких колбасеров амбалов в тень ныкаясь. Почти как в старой игрушке «Пакман», тока ебальнег у меня тогда поуже чуток был. А на третье утро я в одном из цехов случайно увидел, как они куттер после ночи разгоняют, вместе с тупо проспавшими подъем крысаме внутри, и к колбасным изделиям как-то резко охладел. А когда проблевалсо окончательно, даже работать начал. Тут-то и выяснелось, что сварщег наш штатный уже неделю как в запой съебалсо, и возвращаццо оттуда отказываеццо даже под угрозой немедленного упаковывания в натуральную оболочку из коровьих кишок в виде мелкого фарша. Пока думали чо с ним делать, один из белохалатников вдруг вспомнил, што однажды видел, как его сцуко дядя самогонный аппарат себе сварил, таг што теперь он вроде каг настоящий гуру в деле сварки. Ну и в виде тестового задания одел сварочную маску, почиркал электродом обо все, до чего дотянулся, и приварил к какой-то трубе сопцтвенный крестик на толстой цепочке. Причом не снимая его с шеи. Проникшийся фокусом бригадир кое-как погасил халат аццкого сварщика, перекусил дымящую цепочку и съебался за валокордином, а по возвращении обрадовал присутствующих вестью, что сварщик найден. И предъявил нам существо по имени «дядя Витя». Дядя Витя представлял собой полутораметрового гуманоида в замызганном ватнике, с бородой в виде одного-единственного дреда и красными глазами. К удивлению окружающих, сварщегом дядя Витя оказался нормальным. Правда когда он узнал, что жрать колбасу на территории завода можно в неограниченных количествах, производительность электродугового труда вдруг резко упала. Каждая деталь теперь варилась медленно, с соблюдением всех условий – дяде Вите песдец как понравилось то обстоятельство, что во время работы из его бороды где-то в районе предполагаемого местонахождения рта постоянно торчал небольшой пучок из двух-трех сосисок, так что время своего пребывания на волшебном заводе он решил продлить по-максимуму. И похуй ему на сроки. Но, каг бы ни старалсо дядя Витя затянуть процесс, через неделю все уже было практически готово, и в один несчастный день ему объявили, что завтра – последний день работы. На дядю Витю, который за эту неделю набрал веса на целого Колю Валуева, было жалко смотреть. Он тоскливым взглядом обвёл уходящие в темноту стеллажи с колбасой, прослезился, и принялся набивать едой свои внутренние органы с утроенной скоростью, давясь и кашляя. Через час он понял, что за два дня ему все равно все не съесть, и тут в его куцей головенке созрел аццкий план. Слезно вымолив у бригадира аванс, ближе к вечеру дядя Витя практически полностью доварил все свои железяки, оставив на следующий день самую малость, и вышел из проходной одним из самых первых, хотя обычно его приходилось отыскивать всем дежурным составом охраны где-нибудь в дальних помещениях, где он старательно хомячил за обе щеки запас на предстоящую ночь вне завода. На следующее утро дядя Витя доварил все, что оставалось недоваренным, и куда-то пропал. Бригадир привычно решил, что он опять забурился в какой-нибудь из цехов и привычно занимаеццо накоплением жировых запасов на голодные времена, из-за чего особо и не расстроился, но вдруг к нему подошел один из орангутанов в халатах и пожаловался, что никак не может открыть один из холодильников с готовой продукцией. А еще, как ему показалось, из этого самого холодильника дяди Вити голос вроде каг слышиццо. Охуевший бригадир с толпой рабочих ломанулсо к холодильнику, и к своему полному ахую узнал, што: дядя Витя уже час каг заварилсо в холодильнеге изнутри, с собой у него три грелки с самогоном и две буханки хлеба, и што ебал он бригадира в туза вместе со всеми печами вместе взятыми. На все дальнейшие уговоры дядя Витя ничем, кроме песни про Варяг, уже не отвечал. Срочно вызванный директор завода сначала ласково обещал дяде Вите порезать его на паззлы ржавой ножовкой, потом тупо стучался головой в дверь и кричал, што все простит, а под конец даже пообещал ему дать с собой столько колбасы, сколько он сможет унести, лишь бы этот долбойоб оттуда вылез. Но дядя Витя уже вошел во вкус, песня про Варяг с каждым куплетом становилась все запутанней, а под конец и вообще тупо перешла в ниибательский храп. И тут директор не выдержал. Каждому из мясников было выдано по специально купленной по такому случаю кувалде и уже через двадцать минут приваренная изнутри дверь с нехуйовым грохотом рухнула внутрь холодильнега вместе с косяком. В десяти сантиметрах от головы спящего дяди Вити, который от таких перформансов даже не пернул – перевернулся на другой бок и захрапел еще громче. Вот только пробуждение его ждало нихуя не такое сладкое, каким был сон. Полностью обмотанный скотчем, подвешенный за этот же скотч на крюк среди коровьих трупов, с кляпом во рту, дядя Витя медленно, но неумолимо приближался по конвейеру к двум типам брутального вида, которые здоровенными мачете срубали с подъехавших туш смачные пласты мяса. Вот до них осталось уже две туши, одна… Дядя Витя замычал и задергался, но скотч держал крепко. Даже мочу сцуко частично задерживал. Подошла и дяди Витина очередь. Амбал с пустыми глазами примерился к дяде Вите, выбрал на нем место, где мяса побольше, и размахнулся. Дядя Витя зажмурился, и в это время второй амбал отвесил ему ахуенного пинка под самый копчег. Как потом рассказывал сам амбал, он никогда до этого и никогда после не видел, чтобы люди срали так много и с такой скоростью. А дядя Витя срался со счастливой улыбкой идиота, отдавая этому прекрасному занятию все ресурсы своей душонки, счастливый от того, что все его мясо осталось-таки при нем. С тех пор кстате вообще эту улыбку с еблета не убирает, настоящим анти-эмо стал. Дверь эту злоебучую он на радостях тогда за пять минут в одно рыло на место приварил, и колбасу с тех пор как пищу вообще не воспринимает. Увидит сосиску – на колени падает и крестиццо начинаед, вегетарианец хуев. А на заводе, как я слышал, даже бутылку с квасом с тех пор хуй внутрь протащишь – страхуюццо, сцуки. Таг што, камрады, перепало халявы чутог – не жадничайте, все может закончиццо далеко не поджопнегом. Берегите мясо.
Астральный кекс: stiven спасибо за еще одну порцию смеха))
stiven: Астральный кекс , всегда пожалуйста. Кстати, 6 рассказ правда почти во всём. Думаю, завтра будет ещё порция рассказов. Также, планируется музыкальная тема, типа мини - блога, где будем изучать азы стилей.
stiven: Рассказ девятый: Ассоциации (Автор - Старая пелотка) Ассоциации – вещь странная и порой пиздец какая интересная. У меня, к примеру, иногда такие ассоциации с чем-то возникают – я сама потом с себя охуеваю. На днях, заглянув дома в свой рефрижератор, я с прискорбием обнаружила там хуй. В том смысле, что из продуктов питания там имелся только суповой набор в виде верёвочки от сардельки, и лошадиного копыта, для собачушки. А скоро мужыг мой с работы придти был должен. И вполне вероятно,он дал бы мне пизды за отсутствия ужына. В общем, вариантов мало: или пиздюли, или в магазин. Я выбрала второй вариант. Нарядилась, бровушки подмазала, и попёрлась в супермаркет. Купила я там пищи разнообразной, гандонов на всякий пожарный, и уже домой почти собралась, но тут стопиццот тысяч чертей меня дёрнули завернуть в магазинчег с разной, блять, бижутерией. Очень я люблю всяческие стекляшки разноцветные. Причём, не носить даже, а просто покупать. Дома уже ящик целый всяких бусиков, хуюсиков, браслетиков, заколочек и прочего щастья туземцев набрался. Бывает, раскрылачусь я возле своего ящика с бохатством, как Кащей, и сижу себе, над златом чахну. Закопаюсь в нево по локоть, и ковыряюсь, ковыряюсь, ковыряюсь… Иногда почти до оргазма. И все домашние мои уже знают: если Лида в ванной закрылась, стонет там громко и гремит чем-то – значит, мыццо и гадить надо ходить к соседям. Это надолго. Но вернёмся к ассоцыациям. Я такая, колбасой и томатами нагруженная, с гандонами подмышкой, заворачиваю в этот магазин, где сразу начинаю рыцца в бохатсве, и стонать. В магазине этом меня давно знают, и уже почти не бояцца. Естественно, нарыла я там себе серёжку в пупог. В виде бабочки-мутанта, с серебристой соплёй, торчащей из жопы. Красивая штописдец. Особенно сопля эта, из стразиков самоцветных. Застонала я пуще прежнего, купила мутанта незамедлительно, и домой поскакала, в спирте её полоскать, и примеривать к своему пупку. И только я эту бабочку в себя воткнула – в башке сразу ассоциацыи ка-а-ак попёрли! Дело было лет восемь-девять назад. Молодая я была, тупая до икоты, и к авантюрам склонная. И подрушка у меня была, Наташка. Ну так, подрушка-не подрушка, в школе когда-то вместе учились. А работала Наташка тогда в каком-то пидрестическом модельном агенстве, администратором. Одна тёлка во всём штате. Остальные – пидоры непонятные. Как её туда занесло – не знаю. По блату, вестимо. Я, например, в то время отрабатывала практику в детской театральной студии, сценарии сочиняла, спиктакли ставила. Всё лучше, чем с гомосексуалистами якшаться, я щитаю. И как-то припёрлась я к Наташке на работу. То ли отдать ей чота надо было, то ли забрать – уже не помню, не суть. И вот сидим мы с ней, кофе пьём, над секс-меньшинствами смеёмся-потешаемся, анекдоты про Бориса Моисеева рассказываем. В общем, две такие ниибаццо остроумные Елены Степаненки. Вдрук дверь открываецца, и в кабинет к Наташке заходит натуральный мальчик-гей. - Хай, Натали, - говорит педик, и лыбицца. И в зубах передних у нево брульянты лучики пускают, - Арнольдик у себя? - Чо я тебе, секретарша штоли? – Огрызаецца Наташка, и злобно на брульянты смотрит. – Не знаю я. Сам иди смотри. - Экая ты гадкая, Натали. – Огорчилась геятина, и ушла, дверью хлопнув. - Это кто такой? – Спрашиваю. – И чо у него в зубах застряло такое красивое? - Это Костик, модель наша бывшая. – Наташка поморщилась. Щас нашол себе алигарха какова-то, и тот его в тухлый блютуз шпилит. За бабло. А чо там у нево во рту… Так это, наверное, Костик так своё рабочее место украшает. Фубля. - Фубля. – Согласилась. Тут дверь снова открываецца, и снова к нам Костик заходит. - А что, девчонки, - сверкнул яхонтами любовник алигарха, - может, выпьем? Арнольдика нету всё равно, и до конца рабочего дня полчаса всего осталось. Так выпьем же! - Чо такое Арнольдик? – Пихаю в бок Наташку. – Главный гей в вашем рассаднике Пенкиных? - Типа того. Директор наш. Судя по всему, один из Костиных брюликов – его подарочек. Везёт пидорасам. - Жуть какая. Просто вертеп разврата. Как ты тут работаешь? - Охуительно работаю, между прочим. Тебе такое бабло в твоём кукольном театре и не снилось. Тут я чота набычилась. Не люблю я, когда мне баблом тычут в рожу. Я зато культуру в массы несу, хоть и бесплатно. И с пидорасами не целуюсь. Ну и отвечаю Костику: - А отчего ж не выпить-то? Плесни-ка мне, красавчик, конинки француской, и мандаринки на закусь не пожалей. Наташка на меня так злобно позырила, но ничо не сказала. Короче, чо тут рассказывать: упились мы с Костей-педиком в сракотень. Уж и Наташка домой ушла, со мной не попрощавшись, и на часах почти десять вечера, а мы всё сидим, третью бутылку допиваем и цитрусы жрём. - А вот зацени, - говорит Костик, и майку с себя снимает, - нравицца? Смотрю: а у него в пупке серёжка висит, и на сиськах серёжки висят, и в носу что-то сверкает, и в ушах злато болтаецца. - Заебись, Константин, - говорю, - а ты где такую хуйню себе подмутил? - Сам проколол. И пупок, и соски, и нос. И язык ещо. Хочешь, я тебе тоже чонить проколю? А я уже сильно нетрезвая сижу, и эта идея меня вдруг сильно впечатлила: - Хочу, - отвечаю, - пупок проколоть хочу. Немедленно. И штоп серьга там висела красивая, как у цыган. И раздеваюсь уже. Хули педиков стесняцца? А Костик из своей бапской сумочки уже инструменты аццкие вынимает: тампон, зажым, иглы какие-то… Я чуть не протрезвела. - Нучо? – Подходит ко мне со всей этой трихомудией. – Ложысь. Я уже перебздела к тому моменту, но зассать перед педиком, это, знаете ли, самый позорный позор на свете, я так щитаю. Поэтому тихо ссусь от страха, но ложусь на диван кожаный, глаза закрываю, и почему-то начинаю представлять сколько народу на этом диване анальную девственность потеряло. Затошнило ужасно, и в этот момент мне Костя сделал очень больно в области пупка, а я заорала: - Костик, блять! Отъебись, я не хочу больше серег цыганских! Больно же! А Костик уже свои садо-инструменты обратно в сумочку убирает: - Поздно, прокомпостировано. Я с дивана приподнялась, смотрю: а у меня уже в пупке серёжка висит кросивая, золотая, и главное, нахаляву. Я заткнулась сразу, и давай перед зеркалом вертецца, пузом трясти, новым приобретением любовацца. И тут меня посетила идея: - Костик, - говорю, - а давай ты мне сиську тоже проколешь, а? Давай прям щас, а то передумаю. И лифчик снимаю. Педик же, чо стесняцца? А педик вдруг занервничал, покраснел, отвернулся, и протрезвел. - Не, - отвечает, - не буду я тебе сиську прокалывать. А ты оденься уже, нехуй меня смущать. Я, между прочим, бисексуал. Еба-а-ать как интересно! Я быстро лифчик свой поролоновый на место косо присобачила, и к Костику поближе подобралась: - Тоисть ты и с дядьками и с тётьками штоле? - Типа да. – Смущаецца такой, и коньяк вдрук пить начинает прям из горла. - Проблюёшся, Костя. Ты, давай, с темы не съезжай. А тебе с кем больше ебацца нравицца? Тока честно. Чота меня вдрук такой кураж захватил, и нездоровая как триппер жажда познаний в области педерастии. - Пошла в жопу. – Грубит Костик, и продолжает пить. – Не скажу. Тут весь выпитый мной алкоголь резко подействовал на мой маленький мозг, и я вдруг говорю: - Не хочеш рассказывать – щас сама проверю. И быстро снимаю с себя всё барахло. Только серёжку в пупке оставила, штоп не проебать халявную драгоценность. Вот с чего мне стало так интересно – совращу я полупидора или нет – не знаю. Конина, наверна, палёная была. Костик коньяком давицца, но зырит, и пятнами пошол. А я разошлась, по дивану скачу кенгурой, вокруг Костика пляски народов севера устраиваю, соблазняю как умею. Ну и допрыгалась, ясен пень. Мальчик-гей кинул в угол пустую бутылку, схватил меня холодными лапками, и алчно повалил на диван, пыхтя мне в ухо: - Ты любишь тантрический секс? - Если это не в жопу, то люблю. – Отвечаю честно. - Точно? – Кряхтит, а я чувствую, как он втихаря хуй дрочит где-то за моей левой коленкой. - Точно-точно. Ну, давай уже, хорош дрочить-то, бисексуал, бля. Ну, он и дал… Через два часа я уже обзавелась опрелостями на жопе (подо
Астральный кекс: stiven у меня только что дошли руки взять и прочитать всё это. давай еще
Хвост: Не понял... И че дальше?
Donalddrata: http://bit.ly/2Pc9VRg - Замучили боли в суставах? Забудьте о них с osteosanum
полная версия страницы